Садху Ом. Высшее значение Само-исследования. Избранное. 7

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО — ЗДЕСЬ. ПРЕДЫДУЩЕЕ — ЗДЕСЬ.

14 февраля 1978

<…> Подлинный настоящий момент бесконечно мал и скор, потому что он – лишь тонкая грань между прошлым и будущим, так что там нет абсолютно никакого места для какого-либо движения или перемены, или для малейшего возникновения первого лица. Поэтому в подлинном настоящем моменте может быть наблюдаемо только чистое «Я есть». <…>

<…> Само-внимание – это не медитация в обычном смысле этого слова, потому что оно не какая-то ментальная деятельность. Может казаться, будто попытка обратить внимание к Естеству [Я] – это действие, но по факту это просто усилие заставить ум утихнуть. Когда мы обращаем внимание на что-либо другое, чем Естество, ум возникает и становится активным, но когда мы пытаемся удерживать внимание только в Естестве, он утихает и прекращает быть активным.

Мы всегда знаем «Я есть», так что мы всегда осознаем Естество, а потому наше внимание всегда в нем, но наше само-осознавание обычно смешано с осознаванием других вещей, поэтому Бхагаван говорит нам попытаться удерживать внимание только в Естестве, ведь такая попытка – это единственное средство заставить ум замолчать. На самом деле, ум, пытающийся обратить внимание на Естество, никогда не может сделать этого, потому что сама природа ума – обращать внимание на второе и третье лица, которые есть не-Естество, но пытаясь обращать внимание только на Естество, он сливается со своим источником, и тогда лишь Естество остается и знает Естество, как оно и всегда знает.

<…>

В ответ на письмо:
Процитирую твое письмо: «Я не могу больше медитировать так, как я обычно привык это делать. Раньше медитация была для меня активным процессом с большим усилием, при этом эго искало некое неуловимое «Я-Я». И теперь я чувствую, что моя способность концентрироваться внутри становится все меньше и меньше – я имею в виду способность направлять свой внутренний взор внутрь, к некому тонкому центру. На самом деле, я не чувствую, что понимаю термин «само-исследование», хотя он казался мне таким кристально ясным, когда я только начинал этот путь. Помню, как однажды, когда кто-то заговорил о крия-йоге, ты сказал о том, что для тебя загадка, как какое-либо «действие» может привести к состоянию «не-деяния». Кажется, это та самая ситуация, в которой я сейчас нахожусь. Старая идея медитации как активного процесса поиска внутри, кажется, отпала на обочину – для кого этот поиск и что он ищет?».

Само-внимание не делается с какими-либо усилиями. Любое другое созерцание может потребовать усилий, но это, хотя оно и называется само-вниманием, есть не что иное, как умственный отдых, расслабление ума от уделения внимания другим вещам. Хотя и говорится «разверни свой ум к Естеству», это не действие, выполняемое умом. Когда ум ничего не делает, а только оставляет себя в покое, это и есть истинное внимание к Естеству. Поскольку это безусильное состояние, то как там могут быть какие-то усилия? Ум может испытывать ощущение безумия или прыготни и кутерьмы только в том случае, если предпринимает усилия – то есть если он принужден концентрироваться на какой-либо другой вещи, назови это хоть само-вниманием, хоть какой-то другой медитацией.

В нашем пути пребывания в Естестве ум возвращается в свой дом и в этой йоге [единении] отдыхает от своих приключений. Хотя это и называется «само-вниманием», это просто полный отдых ума, и если его практиковать, он не может привести к тому, что ты описываешь в своем письме, а именно: «дикие взрывы гнева и насилия». Когда после долгого периода усилий и борьбы в попытках делать садхану человек сдается и перестает делать садхану, тогда и только тогда реальная садхана – само-внимание – начинается.

<…> Мы думаем, что должны прилагать усилия, чтобы отвлечь ум от второго и третьего лица, но на самом деле усилия мы прилагаем, чтобы обратить внимание на них. Покоиться в своем естественном состоянии само-внимания не требует усилий, но нам кажется, что это требует усилий, потому что мы предпочитаем обращать внимание на другие вещи. Так что нам нужно бросить эту любовь к обращению внимания на что-либо другое, потому что если мы сделаем это, мысли больше не будут нас беспокоить. Через шравану [изучение учения Бхагавана] и манану [размышление об этом учении] мы обретаем беспристрастность, то есть равнодушие к чему-либо иному, чем к Естеству, а посредством нидидьясаны [созерцания в Естестве] мы обретаем любовь к само-пребыванию. И хотя кажется, будто это две разные практики, обе они ведут в одном и том же направлении.

*

Одна из идей, которые дал нам Бхагаван, заключается в том, что настоящий гуру является гуру только в глазах ученика. И хотя другие могут заявлять о том, что они гуру, между Бхагаваном и его истинными учениками никогда не произносилось «Я твой гуру». Бхагаван относился к Богу как к гуру, но когда его спрашивали, кто гуру, он указывал на Аруначалу. Он никогда не принимал поклонения своей форме, но всегда поощрял вместо этого направлять свою преданность (бхакти) к Аруначале. Когда люди превозносили его как садгуру, он говорил: «Но кто привел меня сюда? Это был Аруначала».

Точно так же и его ученики – они всегда указывают на него как на гуру, а не на себя. И они не просто говорят, что они не гуру, но у них нет ни малейшего ощущения, что они гуру – и это верный признак настоящего ученика [стремящегося найти Истину]. Они не позволят никакому «я» возникнуть как препятствию между другим стремящимся и Бхагаваном.

Когда Александр вторгся в Индию, ему рассказали о великом мудреце, который жил в пещере неподалеку на одной из гор. Одним ранним утром Александр отправился посмотреть на этого мудреца и обнаружил старика, одетого в лохмотья, который сидел у входа в пещеру и грелся в лучах восходящего солнца. Когда Александр спросил его, может ли он для него что-то сделать, мудрец сначала промолчал, но когда Александр проявил настойчивость, сказав о том, что он самый могущественный император в мире и может поэтому дать ему все, что он захочет, мудрец, в конце концов, просто махнул головой, давая знак Александру отойти в сторону и не загораживать ему теплое солнце. Если мы возникаем как «я», думая: «Я могу вести других», мы встаем как препятствие между теми другими и сиянием милости Бхагавана, в точности как Александр стоял как препятствие между старым мудрецом и теплым солнечным сиянием.

Бхагаван часто говорил, что Естество – это гуру, так что гуру всегда есть и будет всегда с нами. Поэтому нам нет нужды искать гуру, ведь он уже делает свою работу, и все, что нам нужно, это только стараться найти свое собственное истинное Я, Естество. Как говорил Бхагаван в «Махарши Госпел» [книга 2, глава 2]: ищи Бога или Гуру, ведь они не двое, по сути, а один и тот же – покойся, уверенно зная, что они ищут тебя с рачением даже большим, чем ты можешь себе вообразить. […] Бог или Гуру всегда в поисках искреннего ищущего. <…> Ищущий должен подготовить себя через преданное поклонение и т.п.

Ум никогда не может и представить себе, какую работу делает гуру внутри. Если бы ум попытался представить это, это было бы как если бы кто-то попытался вспомнить, где он был и что делал во время свадьбы своего дедушки.

Бхагаван был крайне тонок, когда отвечал на вопросы, но здесь мы стараемся сделать это максимально простым и прямым, насколько только возможно. Поскольку его ответы были тонкими, мы должны быть осторожны и не спешить со скороспелыми выводами по поводу того, что он имел в виду. Ответы, которые он давал не всегда были записаны точно, и даже когда были, мы все равно легко можем неправильно понять смысл того, что он сказал, или причину, по которой он дал именно такой ответ.

19 февраля 1978

Подчеркивая, что Естество, Я – это не видящий, воспринимающий или знающий что-либо, Бхагаван дает поправку к многим шастрам [древним текстам веданты]. Если мы просто читаем шастры, нам не будет вполне ясно, что Естество (Я) – это не видящий, потому что в этом смысле в шастрах есть очень много противоречивых идей. Например, слово «атман» [Естество] часто используется в значении дживатман [индивидуальное или персональное естество], а параматман [высшее, конечное или всевышнее Естество] используется для обозначения нашего истинного Я, Естества. В санскритских словарях мы можем обнаружить, что атман означает Естество, себя или «Я», но оно используется как для обозначения мысли «я», так и для обозначения истинного Я. Недостаточно четкое, двусмысленное значение этого слова «атман» и разные контексты, в которых оно используется, создало много противоречий и стало главной точкой для разногласий между буддистами и ведантистами.

Бхагаван избежал всей этой путаницы, ведущей к противоречиям, прояснив, что использует термин «атман» для обозначения единой реальности – осознанности бытия (сат-чит), которая сияет как «Я есть» во всех трех состояниях – бодрствовании, снах и глубоком сне – и что эго, ум, или джива [душа, или индивидуальное «я»] есть мысль «я – это тело», которая возникает и сияет только в состояниях бодрствования и сновидений. Более того, он объяснил: то, что видимо, не может по природе своей отличаться от глаза, который видит, и Естество поэтому знает только сат-чит-ананду и никогда не знает имен и форм. Он говорит в стихе 4 «Ulladu Narpadu»: «Если ты форма, то мир и Бог тоже будут формами, а если ты не форма, то кто увидит их формы, и как? Может ли видимое быть чем-то иным [по природе], чем глаз [который видит это видимое]? Истинный глаз – это Естество, бесконечный глаз. Поскольку Естество не форма, оно не может видеть никаких форм, а поэтому оно никогда не может быть знающим чего-то «другого». «Другое» состоит из форм, и поэтому может быть знаемо только формой, следовательно только эго (мысль «я есть тело») может быть знающим или видящим «другое». Тем самым, а также множеством других способов, Бхагаван дал нам фонарь, которым мы можем осветить другие учения, чтобы увидеть, какая может быть в них истина.

21 февраля 1978

Когда мы читаем что-либо из учений Бхагавана, например «Guru Vachaka Kovai», мы должны прямо тогда же и там же медитировать над ним и пытаться применить его на практике через пребывание Естеством. То есть наша шравана [чтение], манана [размышление] и нидидьясана [само-созерцание] должны идти рука об руку, потому что тогда только мы по-настоящему читаем то, чему он учил. Это правильный способ изучать его учение.

23 февраля 1978

Есть такая старая пословица: «Думай, думай, пока ты не сможешь думать». Это не означает думать о мирских вещах, но означает думать только о гуру, его величии и его учении, пока ум не сможет больше формировать мысли.

Когда мы впервые приходим к своему гуру, наша любовь к нему настолько сильна, что она занимает весь наш ум, и мы теряем любой интерес ко всему, чего так желали раньше. Именно об этом написал Бхагаван в стихе 318 «Guru Vacaka Kovai»: «Стопы гуру-натха, который забрал нас как своих собственных, заглушив все три типа огня [желание обладать женщинами, богатством и славой]». Однако же этот покой и свобода от желаний лишь временны, потому что гуру знает, что для того, чтобы этот покой удерживался постоянно, мы должны стать сами себе мастерами, так что после того, как дать нам этот вкус счастья отсутствия желаний, он возвращает нас на поле битвы, чтобы мы столкнулись лицом к лицу с тем, что внутри нас.

Как Бхагаван сказал в третьей главе «Maharshi’s Gospel» в ответ на слова преданного о том, что после того, как он покинул Бхагавана, переживание покоя продержалось еще какое-то время как общий фон, но потом сошло на нет: «Если ты укрепишь ум, тот покой будет продолжаться все время. Его длительность пропорциональна силе ума, приобретенной повторением практики [само-внимания], и такой ум способен придерживаться течения [покоя]».

Тут важна не наша способность пребывать Естеством, а наша любовь пребывать Естеством. Такая любовь – это истинная бхакти, и если у нас ее нет, Бог и гуру ничего не могут для нас сделать. Они не смогут поглотить нас в Естество до тех пор, пока мы всем сердцем не полюбим утихать и быть поглощенными навеки.

*

Говорят, что гуру более велик, чем Бог, ведь Бог исполняет все наши желания, а гуру нет, потому что его обязанность – сделать нашим единственным желанием только освобождение (мокшу). Как только мы попались в челюсти тигра (то есть как только гуру «принял нас как своих собственных»), он будет разжигать внутри нас огонь любви к само-пребыванию. Он сделает так, чтобы мы прожили все склонности, заставляющие нас выходить наружу (visaya-vasanas, вишая-васаны), которые есть внутри нас, и даст нам любовь к тому, чтобы превзойти их, крепко держась за само-внимание, как он учит нас этому в «Nan Yar?» («Кто я?»): «Даже если вишая-васаны [склонности или желания, переживать вещи иные, чем наше Я], которые приходят из времен незапамятных, возникают [как мысли] бесчисленное количество раз, словно волны в океане, они все будут разрушены, когда сварупа-дхьяна [само-внимательность] будет возрастать и возрастать. Не давая никакого места даже сомневающейся мысли «возможно ли растворить такое количество васан и остаться только как Естество?», необходимо крепко держаться за само-внимательность». […]

Эта битва между нашей любовью к тому, чтобы быть само-внимательным, и нашими тенденциями выходить наружу – это и есть поединок, война милости, о которой он поет в стихе 74 «Свадебного венка Шри Аруначале»:

Поле битвы Милости
мне яви, где нет уходов
и приходов, а лишь Ты, Аруначала!

Он не позволит нам убежать от этой битвы, но он всегда будет на нашей стороне, и его милость, несомненно, одержит победу. Нет ничего невозможного для него, как уверяет он нас в стихе 215 «Guru Vacaka Kovai»: «Нет никаких предприятий, которые были бы невозможны для силы Естества. То, что называется силой Естества, это сила милости».

Временами он будет (для нашего же блага) позволять нашим васанам брать над нами верх, и мы будем чувствовать себя брошенными и молить его:

Ты привлёк меня для блага
или же забавы ради?
Не позорь же своё Имя, Аруначала!
(«Свадебный венок…», стих 4)

И:

О Господь, о Тебе
ведь я даже не думал,
но попав на крючок
Твоей милости, я
был Тобой, мой Господь,
к смерти верной назначен,
чем же я, жалкий тип,
заслужил эту честь?
Что мешает Тебе,
о Господь Аруначала,
привести в исполнение
свой приговор?
Для чего это пытка
между жизнью и смертью?
Заверши то, что начал Ты,
пусть сияешь лишь Ты.
(«Одиннадцать строф Шри Аруначале», 3).

Стихи «Sri Arunachala Stuti Pancakam» («Пять драгоценных камней Аруначале») это не просто обычные молитвы или гимны для пения. Они описывают подлинные переживания и опыты, через которые должен пройти любой стремящийся. Чем больше мы прогрессируем в своей садхане, тем больше смысла будем находить в них.

[Все стихотворные переводы в этой публикации цитируются по изданию «Рамана Махарши. Пять Гимнов Аруначале и другие поэмы» («Издательские решения», 2022, перевод Глеба Давыдова, Сидарта. – ред.]

*

Люди жалуются, что само-исследование сложно, но они бы сказали то же самое и об отдачи себя и о гуру-пудже (поклонении гуру), если бы они знали подлинное значение этих терминов. Но приходим ли мы сюда для чего-то легкого? Усилия, которые люди совершают, чтобы достичь мирских целей, не идут ни в какое сравнение с усилиями, которые стремящийся должен предпринять, чтобы испытать Знание Себя. Вся наша жизнь как стремящихся – это борьба, война Махабхараты, потому что мы должны всегда быть настороже, бдительно охранять себя от возникновения эго. Однако нам не нужно беспокоиться о том, победим ли мы своих врагов (наши вишая-васаны), потому что, как Кришна ответил, когда Арджуна его спросил, какая у него есть надежда победить своих собственных стрелковых гуру: «Они уже убиты мной. Пройди через свою битву, и если ты в процессе умрешь, какая тут потеря?» Это и есть истинная духовная жизнь: бороться, чтобы превзойти свои вишая-васаны путем бдительного наблюдения их корня, эго, и тем самым предотвращения их возникновения. В сравнении с этим позиционирование себя как великого гуру, восседание на возвышении, проведение красивых лекций, раздача благословений, вибхути и прочего – это все просто детские игры. От нас требуется не служение Бхагавану каким-то внешним образом или пропагандирование его учения, а только поддержание огня своей бхакти в сердце путем постоянного отдавания внимания самим себе, первому лицу. <…> ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ